С давних пор государство грозилось найти управу на «необоснованное посредничество». И нашло. Для этого не понадобилось что-то запрещать. Достаточно было внедрить в законодательство принцип «деловой цели» и начать его креативно применять при каждом удобном случае. Тем более, что бизнес такие случаи любезно предоставляет в неограниченном количестве.
Например, в текущем году в суде рассматривался иск ОДО «К» с требованием о признании недействительным решения управления ДФР Комитета госконтроля Республики Беларусь по Минской области по результатам проведенной в 2021 г. дополнительной проверки общества по вопросам уплаты налогов по ряду операций с зарубежными компаниями «A» (Канада), «A» (Великобритания), «A» (Гонконг) в 2011 –2019 гг. (решение судебной коллегии по экономическим делам Верховного Суда от 17.08.2022 по делу № 155ЭАП2232).
В ходе проверки выяснилось, что ОДО «К» при закупке за рубежом систем вентиляции и кондиционеров пользовалось следующей схемой. Общество заключало договора с белорусскими субъектами хозяйствования на поставку оборудования. Затем сотрудники ОДО проводили переговоры с иностранными производителями по техническим характеристикам и параметрам необходимого оборудования. Под контролем сотрудника общества – К.Л.Б. от компаний «A» заводу-производителю либо дистрибьютору перечислялась 100% оплата за товар. Производитель оформлял инвойсы в адрес как одной из компаний «A», так и ОДО «К».
Оборудование от завода-производителя или дистрибьютора доставлялось транспортной компанией до пункта таможенного оформления, где сотрудники ОДО «К» его растомаживали. Перевозчик также передавал им полный пакет документов на поставляемый товар от завода-производителя. Затем ОДО доставляло оборудование конечным потребителям. Те оплачивали поставленный товар, а ОДО «К» перечисляло денежные средства на расчетные счета компаний «A». При этом поступление оборудования оформлялось первичными учетными документами от этих компаний. За счет торговой надбавки зарубежных «посредников» (вполне скромной – от 3 до 30%) покупная стоимость товаров и, соответственно, затраты, учитываемые при налогообложении, завышалась что позволяло минимизировать налогооблагаемую базу по налогу на прибыль.
Посредничество, в т.ч. «необоснованное» напрямую не запрещено законодательством. Но в данном случае сотрудники ДФР сочли, что общество приняло к бухучету первичные учётные документы по приобретению продукции от компаний «A», которые содержат искаженные сведения о фактах совершения хозяйственных операций с данными компаниями и не соответствуют принципам преобладания экономического содержания и правдивости, установленным ст. 3 Закона «О бухгалтерском учете и отчетности».
По мнению проверяющих, хозяйственные операции между ОДО «К» и компаниями-нерезидентами совершались по такой схеме с целью занижения налога на прибыль. Поэтому управление ДФР пришло к выводу о необходимости корректировки налоговой базы по этому налогу на основании п. 4 ст. 33 НК. При этом стоимость импортированных товаров, поступление которых оформлено от компаний «A», была определена исходя из документально подтвержденных сведений о стоимости реализации товара производителем. В итоге проверяющие доначислили ОДО «К» к уплате более 1,5 млн рублей, в т.ч. 795,9 млн налога на прибыль и 735,4 млн рублей пени. То есть, налогом обложили всю сумму надбавки зарубежных "прокладок"-посредников, которая казалось надежно спрятанной далеко от контролерского ока. Но оно оказалось гораздо более зорким, чем представляли бизнесмены.
Определяющими основаниями для корректировки налоговой базы и доначисления налогов в данном случае были:
■ комплексный анализ установленных обстоятельств ведения с предприятиями-изготовителями преддоговорных переговоров относительно номенклатуры, количества, технических характеристик поставляемого оборудования силами ОДО «К»;
■ контроль за документальным оформлением поступления ТМЦ от компаний A в адрес ОДО «К», руководство и контроль процессом поставки товара от общества до конечного покупателя сотрудниками ОДО «К»;
■ подготовка и документальное оформление сотрудниками ОДО «К» движения ТМЦ от заводов-изготовителей в адрес компаний A, и от них – в адрес ОДО «К» в момент или после фактической передачи товара заводом-изготовителем перевозчику. При этом сотрудники ОДО готовили весь пакет документов от имени компании A: инвойс, упаковочный лист, контракт, приложение к нему и, при необходимости – проект CMR с указанием цены, отличной от указанной в оформленном заводом-изготовителем в первоначальном инвойсе на сумму торговой надбавки посредников. Эту надбавку устно назначал заместитель директора общества г-н К.Л.Б.;
■ товар от завода-изготовителя следовал, минуя компании A, напрямую в пункт таможенного оформления, где таможенным оформлением занимались сотрудники заявителя.
Контролеры раскопали множество явных признаков взаимосвязи и взаимодействия ОДО «К» с компаниями "A". Так, выяснилось, что один из учредителей общества сообщал его руководству о необходимости закупки оборудования у заводов-изготовителей через компании "A". Замдиректора К.Л.Б. готовил отчеты о движении денежных средств по счетам указанных компаний. Он же получал сведения об окончании срока доверенности бенефициарных владельцев данных компаний на подтверждение их полномочий, а также их личные данные, передавал полученные сведения другому сотруднику общества С.И.Г. и выполнял иные поручения в интересах компаний A. Фактически замдиректора мог контролировать движение денежных средств по счетам этих компаний, а руководства ОДО «К» было в курсе состояния банковских счетов данных фирм. В придачу у ОДО «К» имелись пустые бланки компаний A, а также их регистрационные и иные документы. Все это обнаружилось в ходе обыска, проведенного в офисе ОДО «К». Кроме того, в компьютерах и на флэшках у директора и его заместителя нашли чистые фирменные бланки A, их отчетность, сведения о движении денежных средств по расчетным счетам, электронную переписку от имени компаний A с различными фирмами.
Выводы сотрудников ДФР подтверждены первичными показаниями директора общества, допрошенного в качестве подозреваемого в совершении преступления, предусмотренного частью второй статьи 243 УК, объяснениями свидетелей – К.Л.Б. и других сотрудников общества, а также и распечатками аудиозаписей их переговоров.
Кроме того, Управлением по борьбе с экономическими преступлениями Швеции был представлен ответ с сообщением, что переговоры с компанией S от лица «A» (Канада) об условиях сделки поставки товаров, номенклатуре, количестве, цене, стоимости вел сотрудник ОДО. Так что шансов выиграть дело у предприятия не было – все инстанции отказали в удовлетворении иска.
Мораль. Безуспешность попытки ОДО оспорить в суде доказательства и выводы контролеров вряд ли кого-то удивит. С одной стороны, схема завышения цен на импортируемые товары с помощью зарубежных «прокладок» – штука старая, широко известная и легко выявляемая. С другой, белорусский бизнес начал привыкать к тому, что налоговые последствия блаженной иллюзии «разрешено все, что не запрещено» могут аукнуться за любой, самый отдаленный период времени. Видимо, поэтому герои нынешней истории уже не пытались ни жаловаться на применение п. 4 ст. 33 НК задним числом, ни напоминпть проверяющим и суду, что п. 2 ст. 61 и п. 4 ст. 74 НК ограничивают предельный срок взыскания задолженности по платежам в бюджет и проверяемый период пятью годами. Ведь если проверка проводится по уголовному делу, ее период может быть любым, а срок взыскания не ограничивается, если оно производится по результатам проверки, назначенной в соответствии с законодательными актами или в связи с представлением уточненной налоговой декларации. Так что при определенных обстоятельствах можно поплатиться за дела сколь угодно давно минувших дней. Особенно, если на эти дела заведено уголовное дело…
コメント