Каждая рабочая поездка в регионы, вероятно, приносит нашему президенту жуткие страдания – почти как его тезке во время путешествия из Питера в Москву. Свои выступления по случаю визита на пленэр глава государства вполне мог бы начинать почти по-радищевски. Типа «я взглянул окрест меня — душа моя безобразиями человечества уязвлена стала».
Очередное признание прозвучало, конечно, иначе, но столь же проникновенно. "Разболтанность населения чрезвычайная. Не хочу сказать, что все плохие. Но воровство процветает. Мне даже стыдно как президенту об этом говорить. – пожаловался глава государства во время недавней поездки на Могилевщину. – Притом воруют всё, начиная от дизельного топлива и бензина. Недавно обнаружили: прямо с поля зерно везут домой. Обнаглели до такой степени, что даже не прячутся. Берут, как свое».
Дисциплинка, конечно, расшаталась, людишки пораспустились. Но отчего же процветают такие безобразия? Может, кто-нибудь сердобольно подскажет начальству, что это не со зла или испорченности натуры. И даже не корысти особой ради. Причины тут иные. Во-первых, от бедности, в которой пребывает большая часть населения. Средняя 1000-рублевя зарплата, которую ни с какой натяжкой нельзя считать «достойной», остается недосягаемой для 2/3 работников. Им приходится довольствоваться куда меньшими заработками, которые чаще всего и «терпимыми» назвать язык не поворачивается. Между тем вокруг столько соблазнов, среди которых главный – режущий глаза беднякам достаток более состоятельных слоев. Часть которых тоже изрядно нечиста на руку. Это вторая причина. И третья – избыток государственной собственности, формально всенародной, в реальности — ничейной. А потому в подсознании многих людей глубоко засела знаменитая в советские времена фраза "всё вокруг колхозное, всё вокруг мое".
Распад СССР дал населению постсоветского пространства шанс обзавестись частной собственностью, заниматься бизнесом, прилично зарабатывать покупать на заработанные деньги все блага, производимые в мире для человеческих нужд. Воровство, конечно, осталось бы в любом случае, но могло существенно сократиться – хотя бы на стадии производства и легальной торговли. Но у нас все пошло в ином направлении. Белорусские власти, пытаясь сохранить столь любезное им совковое наследство – особенно государственную собственность, унаследовали и все ее «производные»: безответственность, отсутствие инициативы и мотивации, а также тотальные хищения. Впрочем, последнее – наследство не только СССР, а даже его предыдущей реинкарнации – Российской империи. Той самой, в которой, по словам Карамзина, за 200 лет ничего не изменилось: воруют.
По забавному совпадению, со времен этого эпохального диагноза, как и рокового путешествия Радищева (дело было в лихие 90-е XVIII века), тоже прошло немногим более 200 лет. В России все по-прежнему, если не хуже. Но и у нас немногим лучше – сам президент подтвердил.
Помнится, воровали в СССР всегда, повсеместно и разнообразно. К этому подталкивала сама совковая система – тотальной нищетой, поддерживавшейся по идейным соображениям, и дефицитом, порожденным плановой экономикой. Даже имея деньги, купить что-то хорошее можно было лишь по блату, на черном рынке или отстояв в диких очередях. Исключение составляла лишь партийно-хозяйственная номенклатура, снабжавшаяся через спецраспределители. Остальным приходилось крутиться, а едва ли не самым страшным проклятием было «чтоб ты жил на одну зарплату». Нынешние миллениалы даже вообразить себе не могут, что означают для моего поколения слова «дефицит», «достать по блату» и т.п.
"Усушка" и "утруска", разведенная водой сметана, дефицит из-под прилавка и через "заднее крыльцо", таскание с производства всего, что плохо лежит, было неформальной нормой советской жизни. А ежели лежит хорошо – переложить, отвинтить, слить, отломать и тоже утащить. На родных заводах, базах и в колхозах тырили инструменты и стройматериалы, перли запчасти и бензин, волокли корма и удобрения, несли карандаши и колбасу. Все, что под руку подвернется. За пазухой, под юбкой и через забор. Стыренное и спёртое пристраивалось дома и на даче, продавалось из-под полы или обменивалось на что-нибудь другое.
Лозунг той войны частного интереса с государственным был прост и весел: «неси с работы каждый гвоздь, ты здесь хозяин, а не гость». Трофеи по сей день пылятся или блещут в шкафчиках и на толкучках. Воровали пропорционально рангу. Например, простой работяга тащил за пазухой по кирпичику и дощечке, чтобы сложить дачку или печку, а директор вывозил сразу грузовик стройматериалов. Никакие меры борьбы с «проклятыми расхитителями социалистической собственности», старания ОБХСС, комитетов народного контроля и партийно-комсомольские увещевания не помогали. Трудящиеся массы ничего зазорного в подобных хищениях не видели. Удачливому «несуну» скорее завидовали, а невезучему – сочувствовали. Каждый пытался по мере сил кое-как компенсировать то, что государство отняло у отцов-дедов, недоплачивало и не обеспечивало. В ту же проблему белорусские власти уперлись и теперь.
В институциональной экономике эта проблема объясняется феноменом оппортунистического поведения человека. Власть ему обещает лучшую жизнь в светлом будущем и грозит неминуемым наказанием в настоящем за нетерпение, а тот идет своим путем, да еще и кое-что прихватывает по дороге. При этом работает старая каторжно-лагерная формула «не верь, не бойся, не проси». То есть, люди не верят, что государство, назначив себя единственным источником и распорядителем всех благ, сможет обеспечить ими всех в достаточной и даже терпимой степени. В этом, кстати, в последние годы белорусы неоднократно убеждались, а власти сами признавались. Затем люди рано или поздно понимают, что никакие просьбы не помогут получить эти блага – даже малую толику. И, наконец, люди приходят к выводу, что риск наказания за самодеятельное присвоение благ более-менее приемлем, а сама кара – не так уж страшна. Пожалуй, риски и кары для предпринимателей похуже будут. И если публичные и тайные казни, «закон о колосках» не исправили привычку расхищать казенное добро, то в нынешние вегетарианские времена шансов «привести в чувство» еще меньше. А поскольку в 90-е была упущена возможность создать в стране многочисленный класс частных собственников, кровно радеющих о сохранности своего имущества, мы имеем то, что есть. Во-первых, огромную массу неэффективно используемого государственного имущества, а во-вторых, нерешаемую проблему его разворовывания. По крайне мере, пока остается что украсть.
Поэтому, как и в советские времена, тащат кто как может: рядовые граждане – жменькой, чиновники среднего звена – мешками, высшего – фурами и эшелонами. При этом последние являют собой столь вопиющий пример для нижестоящих, что никакие стимулы и кары не помогут…