На республиканском совещании по решению проблемных вопросов в строительной отрасли и совершенствованию работы с руководящими кадрами неожиданно вторая часть оказалась гораздо более впечатляющей, чем традиционные нахлобучки за огрехи на стройках. Тема пассивности и неисполнительности чиновников вообще проявляется в последнее время все чаще и, судя по прозвучавшим 10 декабря заявлениям, приобрела поистине драматический оттенок.
Для недовольства существующей системой работы с руководящими кадрами у высочайшего начальства немало причин. Оказывается, успешные руководители предприятий не хотят идти во власть – из-за низкого уровня зарплаты, высокого спроса и колоссальной ответственности. «Раньше специалиста, попавшего в руководители, интересовал, прежде всего, не размер зарплаты, а новый статус, возможность проявить себя, – пожаловался глава государства. – Сегодня же высокопоставленная должность, как мне докладывают, некоторыми воспринимается как дополнительная нагрузка и источник повышенной опасности».
В придачу президент вдруг обнаружил, что «все чаще на госслужбу попадают люди не те, которые должны там быть, которые боятся или не хотят проявлять инициативу, самостоятельно принимать решения и нести ответственность за результат». «Нужно принципиально разобраться, в чем корень проблемы, – призвал А. Лукашенко. – Не придем ли мы к закостеневшему, забюрократизированному госаппарату, который будет мешать нашему развитию?»
Натурально придем. А куда ж еще идти-то. Потому как думать о том, чтобы не оставить нашим детям «забюрократизированную, разодранную, коррумпированную» страну, надо было гораздо раньше – до воссоздания административно-командной системы, основой и неотъемлемой частью которой является бюрократия.
Не отвлекаясь на огульное критиканство, обратимся к диагнозу, давно поставленному нынешней проблеме.
Первым ее спрогнозировал в начале 30-х годов XX века польский ученый Отто Ланге, обнаруживший н математической модели, что отсутствие мотивации работников, прежде всего – руководящих, делает неустойчивой всю систему «рыночного социализма». Затем Людвиг фон Мизес определил бюрократическое управление как «управление, которое должно следовать детально разработанным правилам и предписаниям, установленным властью вышестоящего органа. Обязанность бюрократа – выполнять то, что велят ему эти правила и предписания. Его свобода действовать в соответствии с собственными убеждениями ограничена».
Детально рассматривая в своих трудах феномен бюрократии, Людвиг фон Мизес предупреждал: «широко распространена иллюзия, что эффективность государственных учреждений может быть повышена при помощи специалистов по организации управления и разрабатываемых ими научных методов управления. …Такие планы проистекают из принципиального непонимания задач государственного управления. Как любой вид техники, техника управления требует наличия определенного метода расчетов. Такой метод существует в сфере бизнеса, целью которого является получение прибыли… Трудность бюрократического управления как раз и состоит в отсутствии такого метода расчетов».
Позднее проблему безынициативности и безответственности бюрократии в знаменитом памфлете «Доживет ли СССР до 1984 года» объяснил Андрей Амальрик: «…в любой стране наиболее не склонный к переменам и вообще к каким-либо самостоятельным действиям слой составляют государственные чиновники. И это естественно, так как каждый чиновник сознает себя слишком незначительным по сравнению с тем аппаратом власти, всего лишь деталью которого он является, для того чтобы требовать от него каких-то перемен. С другой стороны, с него снята всякая общественная ответственность: он выполняет приказы, поскольку это его работа. Таким образом, у него всегда может быть чувство выполненного долга, хотя бы он и делал вещи, которые, будь его воля, делать бы не стал. Для чиновника понятие работы вытеснено понятием «службы». На своем посту – он автомат, вне поста – он пассивен. Психология чиновника поэтому самая удобная как для власти, так и для него самого. С другой стороны, тот, кто издает приказы, тоже лишается чувства ответственности, поскольку нижестоящий слой чиновников рассматривают эти приказы уже как «хорошие», раз они исходят сверху, и это порождает у властей иллюзию, что все, что они делают, – хорошо».
Поэтому весьма затруднительно предложить способы привлечения на госслужбу «наиболее авторитетных, талантливых, творчески мыслящих людей». Дело тут действительно не в зарплате. Люди с такими характеристиками вообще редко идут в «вертикаль» власти, где творчество сводится к выполнению указаний свыше, а мыслить можно лишь в строго заданных начальством рамках. Чтобы преуспеть в такой системе, нужны совсем иные качества. Предоставим еще раз слово нашим экспертам:
Людвиг фон Мизес:
«Не может быть ничего более нелепого, чем вот так ставить бюрократа в пример предпринимателю. Бюрократ не стремится к улучшениям по собственной воле. Он обязан подчиняться правилам и предписаниям вышестоящих органов. Он не имеет права внедрять нововведения, если их не одобрило начальство. Его долг и главное достоинство — быть послушным».
Андрей Амальрик:
«…регенерация бюрократической элиты шла уже бюрократическим путем отбора наиболее послушных и исполнительных. Этот бюрократический «противоестественный отбор» наиболее послушных старой бюрократии, вытеснение из правящей касты наиболее смелых и самостоятельных порождал с каждым разом все более слабое и нерешительное новое поколение бюрократической элиты. Привыкнув беспрекословно подчиняться и не рассуждать, чтобы прийти к власти, бюрократы, наконец, получив власть, превосходно умеют ее удерживать в своих руках, но совершенно не умеют ею пользоваться. Они не только сами не умеют придумать ничего нового, но и вообще всякую новую мысль они рассматривают как покушение на свои права. По-видимому, мы уже достигли той мертвой точки, когда понятие власти не связывается ни с доктриной, ни с личностью вождя, ни с традицией, а только с властью как таковой: ни за какой государственной институцией или должностью не стоит ничего иного, как только сознание того, что эта должность – необходимая часть сложившейся системы. Естественно, что единственной целью подобного режима, во всяком случае, во внутренней политике, должно быть самосохранение, которое понимается уже как самосохранение бюрократической элиты, ибо для того, чтобы удержаться режиму – он должен меняться, а для того, чтобы удержаться самим – все должно оставаться неизменным. Это видно, в частности, на примере так затяжно проводимой «экономической реформы», в общем-то так нужной режиму».
Поставленный в 1969 г. диагноз советской бюрократии не лечился, а лишь усугублялся ныне идеализируемым опытом СССР. Тогда путь становления руководящего работника действительно «был понятен и буквально расписан по годам»: вуз, комсомольская работа, трудовой стаж, выдвижение по партийной линии, а значит и во власть – для тех, кто умел приспосабливаться, угождать, подсиживать, имел связи или умел обзаводиться ими.
С развалом Союза (который с точностью до 7 лет предсказал Андрей Амальрик) эта система рухнула, поскольку сама же разрушала великую империю изнутри. Но ее детали оказались гораздо жизнеспособнее и быстро оттеснили в сторону талантливых, творчески мыслящих людей – сначала из власти, а затем во многом и из бизнеса.
Как метко замечено свыше, «руководящие должности в начале 90-х стали занимать авантюристы, жулики, наглецы, проходимцы, умело использовавшие дискредитацию и полный развал советских идеалов и норм». Добавим: советский опыт отбора кадров, порой на подсознательном уровне копирующий советскую бюрократию, тоже не пропал, а умело приспособился и процветает. Свидетельство тому – системные проблемы отсутствия инициативы, компетенции и мотивации, с которыми столкнулась сегодня власть.